Мишель Турнье - Лесной царь

Роман Мишеля Турнье основан на мрачных древнегерманских легендах о Лесном царе. Использование "мифологического" ракурса позволяет автору глубоко исследовать феномен и магическую природу фашизма. ...

Турнье делает акцент на противоестественной любви Авеля Тиффожа к плоти, к распоротым ранам и сырому мясу. Больше того - герой нередко именует себя "людоедом", так что читатель ждет, так сказать, перехода от теории к практике, заранее содрогаясь от воображаемых каннибальских сцен. Содрогаться, однако, приходится от другого. Тиффож так и останется "виртуальным" людоедом, зато вокруг и около будут мельтешить каннибалы вполне реальные, пусть и не в физиологическом смысле. Судьба героя разворачивается на фоне второй мировой войны, отголоски которой постоянно долетают в леса Восточной Пруссии; но пока вермахт катится на Восток, жизнь в Роминтене и Кальтенборне - не столько фронтовая, сколько потаенно-мистическая. Охоты "людоеда" Геринга напоминают гекатомбы древних, когда в жертвы богам-идолам приносились сотни животных. Отто Блаттхен, ищущий с линейкой в руках "Homo Judaeus Bolchevicus" (человека еврейско- большевистской расы), похож на чудовищного жреца, а откровения генерала Кальтенборна имеют очевидные апокалиптические мотивы. Сама атмосфера северного края пронизана тайной, которую пытается разгадать вначале военнопленный, а впоследствии - служащий Третьего рейха Авель Тиффож. Его ведет идея "фории", восходящая к легенде о Святом Христофоре, и осознание особой миссии, уготованной заурядной вроде бы персоне. Выявлению этой интуитивно осознаваемой миссии посвящена вся первая часть - довоенный дневник Тиффожа, в котором он вспоминает детство, друга Нестора, примеряет на себя мифы и предания, чувствуя при этом свою избранность. И даже начавшаяся война его не очень пугает, больше того - она в чем-то подтверждает интуиции этой странной личности.

Гонкуровская премия за 1970 год.

"Мало кому из европейских авторов удалось выявить глубинную сущность феномена, именуемого "фашизмом". Исследуя социальные, исторические, психологические, садомазохистские и прочие корни явления, художники добивались подчас впечатляющих результатов, но что-то важное просачивалось сквозь крупную ячею таких подходов, оставляя чувство неудовлетворенности. Между тем очевидно, что в фашизме оживают древние Духи, оживает миф; и пусть "мифологический" подход тоже не является последней истиной, он все-таки дает возможность хотя бы приблизиться к ней и не впасть в дурное упрощение далеко не простой реальности ХХ-го столетия". Владимир Шпаков "Восстание символов"