Цитаты из книги «Скорбь Сатаны»
«Факт, что люди даже не могут долго между собой разговаривать, потому что им нечего сказать! »
«Принятые идеалы обыкновенно ошибочны... »
«Раньше я была бедна - возмутительно бедна, и даже теперь я не богата, но мне как раз хватает, чтобы жить своим трудом. Если б я имела больше, я могла бы залениться и отнестись с пренебрежением к своей работе, и тогда, знаете, Сатана мог бы вмешаться в мою жизнь. »
«Я слишком занята, чтобы расходовать свои мысли на критики или критиков. »
«... женщина, показывающая силу ума, более достойна уважения, чем женщина, показывающая силу своих ног. Но люди всегда предпочитают ноги - совершенно так же, как они предпочитают дьявола Богу. »
«Мужчины находящиеся всецело под влиянием женщин, хотя мало кто сознает это; из-за женщин они поднимаются к небесам или опускаются в ад. Последняя дорога - самая излюбленная и почти всюду одобренная. »
«Идеальная любовь умерла, и хуже чем умерла: вышла из моды. »
«Когда я берусь за что-нибудь, я делаю по-своему или ничего не делаю. »
«- ... Деньги – это отмычка дьявола. Вы можете иметь свиту короля без каких-либо обязательств короля, если вы только можете заплатить за нее. Здесь просто вопрос цены.
– А вкус? – напомнил я ему.
– Верно, и вкус. Некоторые богачи имеют меньше вкуса, чем какой-нибудь продавец яблок. Я знаю одного, который с чрезвычайной вульгарностью обращал внимание гостей на ценность своих вещей. Однажды, чтобы привести меня в удивление, он показал мне безобразное фарфоровое блюдо, единственное в своем роде на свете, и сказал мне, что оно стоит тысячу гиней. «Разбейте его, – сказал я холодно. – Вы получите удовольствие в сознании, что уничтожили безобразие, стоящее тысячу гиней». »
«Я был еще слишком молод, чтоб легко расстаться с надеждой. У меня была смутная идея, что и мой черед настанет, что вечно вращающееся колесо фортуны в один прекрасный день поднимет и меня, как теперь понижает, оставляя мне лишь возможность для продолжения существования, - это было прозябание и больше ничего. »
«Конечно, я был воспитан в христианской вере, но эта вера сделалась для меня бесполезной. Умственно - я находился в хаосе. Морально - мне мешали идеи и стремления. Мое положение было безнадежно, и я сам был безнадежен. »
«И я верю, что в те далекие мечтательные дни мы думали, что в нас было то вещество, из которого создаются герои. Но вступление на общественную арену скоро разрушило наши высокие фантазии; мы оказались обыкновенными рабочими единицами, не более; проза ежедневной жизни отстранила Гомера на задний план, и мы вскоре открыли, что общество интересовалось более последним скандалом, чем трагедиями Софокла или Мудростью Платона.»
«Имя, почет и власть - все покупное; любовь, дружба, положение - все продажно в наш удивительно коммерческий век и поднимается до самой высокой цены!»
«... деньги не всегда покоряют все, они не преуспевают лишь в том случае, когда при деньгах отсутствует ум. Ум и деньги вместе могут двигать миром. »
« - В наше время никто не стар, дорогой сэр, - заявил он. - Даже бабушки и дедушки бодрее в пятьдесят, чем они были в пятнадцать. Теперь совершенно не говорят о годах в высшем обществе: это не учтиво, даже грубо. То, что непристойно, не упоминается, а годы сделались непристойностью, поэтому о них избегают говорить. »
«Гений вырастает на чердаке, а умирает во дворце. »
«... каждый рассудительный человек ненавидит, чтоб ему говорили, чем он мог бы быть и что он есть. »
«Оригинальность и вдохновение, странно сказать, редко одаряют миллионера. »
«Вам, как и многим нравится моя внешность, но, в конце концов, ничто так не обманчиво, как наружность. Причина этого та, что, как только мы переходим детство, мы стараемся быть не тем, что есть, и таким образом, от постоянной практики с юных лет мы достигаем того, что наша физическая форма скрывает совершенно наше настоящее «я». Каждый индивидуум защищен стеной своего тела от шпионства друзей или врагов, каждый человек есть одинокая душа, заключенная в собственноручно сделанной тюрьме- когда он совершенно один, - он знает и часто ненавидит себя, - иногда он даже пугается лютого чудовища, спрятанного за его телесной маской ... »
«И зачем вы хотите утешать людей, которые, обыкновенно, только благодаря своей глупости причиняют себе муки? »
«В наше время лучше иметь слишком много, чем слишком мало! »
«... искусство "рекламирования" легко объясняется, и публика в состоянии понять, почему некоторые имена авторов постоянно встречаются в печати, тогда как другие, быть может, более достойные, остаются в неизвестности. Заслуга ставится в этих случаях ни во что, - за деньги приобретается все. »
« - А, вы думали? - спросил он смеясь. - Не делайте этого. Это дурная привычка. В наше время никто не думает. Люди не могут выдержать этого, их головы слишком слабы. »
«В этой столице сотни несчастных, умирающих от голода мужчин и женщин, помышляющих о самоубийстве, потому что у них нет надежды на что-нибудь лучшее ни в этом, ни в будущем свете, и не от кого ждать симпатии… Чувствуете ли вы за них? Тревожат ли вас их горести? Вы знаете, что нет, вы никогда о них не думаете… зачем? Одно из главных преимуществ богатства – то, что оно дает нам способность удалять чужие несчастия от нашего личного внимания.»
«... известность приобретается легко, очень легко. ... Но слава есть голос всей цивилизованной публики на свете.»
«Смерть? Она и на половину не так ужасна, как жизнь, ложно прожитая ... »
«... ничего нет бесполезнее или вреднее, как привычка вмешиваться в чужие дела. »
«Что делают для вас деньги? ... Свет, может быть, будет у ваших ног, но какой свет! Что за мишурная глыба из грубого вещества! Богатство лишь играет роль зеркала, чтобы показать человеческую натуру в ее наихудшем виде. Люди низкопоклонничают и льстят перед вами, и лгут, чтобы снискать вашу благосклонность для собственной выгоды; принцы крови охотно унижают себя и свое положение, беря у вас взаймы. Внутреннее достоинство (если у вас такое есть) не принимается в расчет; вы можете говорить, как дурак, смеяться, как гиена, выглядеть, как павиан, но лишь бы был звон вашего золота достаточно громок. Наоборот, если вы действительно велики, отважны, терпеливы и обладаете искрой того огня, который укрепляет жизнь и делает ее достойной жизни; если у вас роятся мысли, создающие образы, которые должны существовать, пока царства не будут сметены, как пыль ветром, и если при этом вы бедны, – что же, все на свете будут презирать вас. »
«Мало кто имеет настоящих друзей ... и в этом отношении, я думаю, никто из нас не счастливее Сократа, который держал в доме только два стула: один для себя, а другой – для друга, когда он найдется. »
«... глупость - единственное качество, делающее мудрость возможной.»
«Свет таков, каков он есть. ... Им двигают самые низменные силы, он работает для самых пошлых, пагубных целей; он далеко не рай. Он не счастливая семья союзных и любящих братьев, а заселенные колонии сварливых обезьян, воображающих себя людьми. В старое время философы пробовали учить, что этот тип обезьян должен быть истреблен для роста и развития благородной расы. Но они учили напрасно: не нашлось достаточно людей, чтоб победить звериную толпу. »
«Ничего нет сильнее журнализма для подавления правды! »
«Вы должны помнить, что все выдающиеся люди не были признаны в свои дни... »
«Невозможно описать то лихорадочное, раздражительное, противоречивое состояние духа, в котором я теперь проводил дни. Мой характер стал изменчивее ветра: я никогда не бывал в одном и том же настроении два часа сряду. Я жил беспутной жизнью, принятой современными людьми, которые с обычной ничтожностью глупцов погружаются в грязь, только потому что быть нравственно грязным модно в данное время и одобряется обществом. »
«Меня изумляют люди, кичащиеся своим богатством перед лицом своих ближних и поступающие, как будто бы они могли подкупить смерть и за деньги приобрести расположение Творца! Какая бесподобная дерзость! »
«... я ровно ничего не жду от людей. »
«В смерти - жизнь.»
«Ничего не дается даром на этом свете, кроме воздуха и солнечного сияния; все остальное должно покупаться - кровью, слезами, иногда стенанием, но чаще всего деньгами. »
«Последуйте примеру всех крупных издателей и совершенно отстранитесь от дела, но получайте выгоду! Вы никогда не увидите настоящего редактора передовой ежедневной газеты, а только беседуете с его помощником. Действительный же редактор находится, смотря по сезону, в Шотландии, в Аскоте или зимует в Египте; предполагается, что он ответствен за все в своем журнале, но обыкновенно, он является последним лицом, знающим что-либо о нем. Он доверяет своему «штабу», весьма плохой подпоре иногда и когда его «штаб» в затруднении, они выпутываются из него, говоря, что не в состоянии решить что-либо без редактора. Тем временем редактор преспокойно благодушествует где-нибудь за тысячу верст. Вы можете обманывать публику тем же путем, если хотите. »
«... если есть человеческое существо, которого я более всего гнушаюсь, так это тип человека, весьма распространенный в наше время, – человека, который облекает свои мерзкие пороки в платье широкого великодушия и добродетели. Такой субъект будет даже преклоняться перед потерей целомудрия в женщине, потому что он знает, что только ее нравственным и физическим падением он может утолить свое скотское сластолюбие. Чем быть таким лицемерным подлецом, я предпочел бы открыто признать себя негодяем! »
«Если вы бедны и плохо одеты - вас оттолкнут, но если вы богаты - вы можете носить потертое платье, сколько вам угодно: за вами будут ухаживать, вам будут льстить и всюду приглашать, хотя бы вы были величайшим глупцом первостатейным негодяем. »
« - Неисчерпаемая алчность человека, мой дорогой сэр, никогда не может быть удовлетворена. Если он получит одно, он желает другое, и его вкусы вообще очень дороги. Например, несколько хорошеньких женщин, которым чужды предрассудки, скоро освободят вас от ваших пяти миллионов в погоне за одними бриллиантами.»
«Я слыхал о мошенниках, которые получали большие деньги; о плутах, которые наживали огромные состояния. Их благоденствие доказывает, что честность в конце концов не есть лучшая система. »
«Честное слово, Джеффри, ваша совесть слишком мягка! ...Вы должны постараться укрепить ее, если хотите иметь успех в жизни.»
«Я люблю замечать опасный огонек в блестящих глазах, горделивое трепетание прелестного рта и горячий румянец негодования на нежных щеках. Все это показывает ум и неукротимую волю и пробуждает в человеке любовь к власти, которая таится в его натуре, подстрекая его победить то, что кажется непобедимым. »
«Бедняк, если завладеет любовью женщины, то знает, что любовь эта искренняя и лишена личного интереса. Но богач никогда не может быть уверен в истинной любви. ... И нужно быть действительно цельной натурой, чтоб смотреть на мужа, обладающего пятью миллионами, без чувства корыстного удовлетворения. Очень богатый человек даже не может быть уверен в дружбе; самая высокая, сильная, благородная любовь почти всегда отказано ему; осуществляются те правдивые слова: «Как трудно богатому войти в царство небесное». Царство женской любви, испытанной и в невзгодах, и в трудностях, ее верность и преданность в дни печали и тоски, ее героическая самоотверженность и мужество в часы сомнения и отчаяния — эта светлая, прекрасная сторона женской души определена Божественным повелением для бедного человека. Миллионер может жениться на ком ему вздумается, среди красавиц всего света, — он может одеть ее в роскошные наряды, осыпать ее драгоценностями и смотреть на нее, на весь блеск ее богато украшенной красоты, как на статую или картину, но он никогда не постигнет сокровенных тайн ее души и не узнает нравственных начал ее прекрасной натуры. »
«И я узнал, что лучшее, величайшее, честнейшее и достойнейшее в жизни - вне рыночной цены, и что дары богов не продаются. »
«Вера - такое чувство, которое навязать принуждением нельзя. »
«В каждом сочинении должно усматривать две вещи: во-первых, цель, с какою оно написано, а, во-вторых, способ которым выполняют его. Сочинение должно иметь высокое и бескорыстное намерение - без этого оно гибнет. Если же оно написано правдиво и искренне, оно влечет за собой вознаграждение, и лавры, уже сплетенные, спускаются с небес, готовые, чтоб быть надетыми.»
«Поверьте мне, что нравственная боль и стыд преднамеренно бесчестного существования много хуже мук изображаемого священниками ада. »
«Лучший актер – тот, кто превосходно играет комедию в жизни, как я стремлюсь это делать. Ходить хорошо, говорить хорошо, улыбаться хорошо, плакать хорошо, стонать хорошо, смеяться хорошо и умереть хорошо! Все это чистейшая комедия, потому что в каждом человеке живет немой, страшный, бессмертный дух, который действителен, который не может притворяться, который есть и который выражает бесконечный, хотя безмолвный протест против лжи тела! »
«Но теперь нет ни юношей, ни молодых девушек; двадцатилетние старики и старухи устало бродят по свету, обдумывая пользу жизни, расследуя порок и насмехаясь над чувствами ... »
«– Я бы хотела никогда не знать любви: пока я не знала, я была счастливее! ... Теперь, – продолжала она торопливо и задыхаясь, – я хочу любить! Я жажду любви! Я хочу утонуть в ней, потеряться в ней, быть убитой ею! Ничто другое не удовлетворит меня! »
«Как смешно, что все, чтобы называться светскими и войти в милость у прессы, принимают материализм, как единственную веру, а между тем бояться естественно конца жизни.»
«Беспредельная касса хороша, но беспредельная любовь лучше ... »
«– Лючио, вы больны! – воскликнул я. ...
– Может быть! ... Не тревожьтесь, мой друг! Это ничего: только страдание старой закоренелой болезни, тягостная боль, которая редко встречается у людей и безнадежно неизлечима. ... Очень странная болезнь! ... Угрызение совести! Здесь не поможет ни медицина, ни хирургия, – это «червь, что не умирает, и пламя, что не угасает». Но не будем об этом говорить: никто не вылечит меня, никто этого не хочет! Я безнадежен!
– Но угрызение совести, если у вас оно есть, хотя я не могу себе представить, почему, так как вам наверно не о чем сожалеть, – не есть физический недуг! – сказал я с удивлением.
– А вы думаете, что только о физических недугах стоит тревожиться? ... Тело – наша главная забота; мы холим его, кормим его, лелеем его и охраняем его от самой ничтожной боли, если можем, и таким образом мы уверяем себя, что все хорошо, все должно быть хорошо! Между тем оно не больше как прах, как куколка, обязанная рассыпаться и уничтожаться с возрастанием в ней души-бабочки – бабочки, которая летит со слепым инстинктом прямо в неизвестное, прельщаемая чрезмерным светом! »
«... "общество" предпочитает фальшивый блеск настоящему свету. И хуже всего, что оно старается отставить настоящие предметы на задний план, как второстепенные! »
«... ни одна метафора не преувеличивает могущества денег.»
«Я заметил, что большинство людей жалуется на "нелюбезность", когда им говорят правду. Это - правда, и я не вижу тут нелюбезности.»
«Обидная откровенность не благородство, а только грубость. Действовать благородно лучше, чем говорить.»
«... факт тот, что я скорее хотел бы быть всем, только не тем, что я есмь! »
«Оставьте общество вертеться, как волчок, в своем безумии, покажите, что весь их блеск, великолепие и надменность не стоят ничего в сравнении с высокой душой честного человека ...»
«Они играли свою комедию, а я свою; никто из нас не был ни на мгновение самим собой. Сказать правду, одна из причин, почему светские мужчины и дамы не терпят одиночества, – та, что уединение, в котором они принуждены остаться глаз на глаз со своим настоящим "я", делается нестерпимым для них, потому что они носят на себе бремя спрятанного порока и обличительного стыда. »
« ... сквозь блестящие ряды ее завистливых светских подруг, из которых все жаждали ее счастия не потому, что она выходила замуж за достойного и одаренного человека, – в этом не было бы причины для зависти, – а просто потому, что она выходила замуж за пять миллионов фунтов стерлингов.»
«... распутство мужчины, хотя бы доведенное до чрезмерности в горячей молодости, обыкновенно переходит, под влиянием великой любви, в сильное желание видеть чистоту и скромность в любимой женщине. Если мужчина позволял себе безумствовать и грешить – наступает, наконец, время, когда, если в нем осталось что-нибудь хорошее, он приходит в себя и хлещет свои пороки бичом самопрезрения, пока не испытает их резкую боль и жесткость, и тогда, страдая каждым фибром от заслуженного наказания, он духовно преклоняет колена у ног какой-нибудь чистой искренней женщины, светлая душа которой, подобно ангелу, веет сострадательно над ним, и отдает ей свою жизнь, говоря: "Делай, что хочешь, с ней – она твоя!" И горе той, которая играет таким даром или наносит новые оскорбления! Ни один мужчина, даже тот, кто вел разгульную жизнь, не выберет себе в жены «легкую» женщину – скорее он пустит себе пулю в лоб, чтобы положить конец всему.»
«... я имела понятие о степени врожденной любви к пороку у того и другого пола. Они совершенно одинаковы, никому нельзя отдать предпочтения; мужчины не хуже женщин, женщины не хуже мужчин.»
«Какие лгуны поэты! Их следовало бы на всю жизнь заключить в тюрьму за ложные свидетельства. Они способствуют образованию шатких верований женского сердца; в ранней юности она читает их сладостные уверения и воображает, что любовь будет такой, как все они учат: чем-то божественным и вечным; затем палец прозы придавливает крылатую бабочку-поэзию, и наступает горечь и безобразие полного разочарования.»
«Ты любишь меня, да, я знаю, но как?! Такой страстью, какая гнусна для тебя самого! Это не поэтическая любовь, – это любовь мужчины, а любовь мужчины – животная любовь. Такая она есть, такой она будет, такой она должна быть. Впрочем, животная любовь скоро надоедает, и когда она погибнет от пресыщения, ничего не останется. Ничего, абсолютно ничего, кроме вежливых бесцветных отношений, какие мы должны будем поддерживать для света.»
«Если б кто-нибудь из нас верил в Бога, мы могли бы отыскать другой образ жизни и любви – кто знает! Но ни ты, ни я не имеем ни кусочка веры в Существо, бытие которого опровергается всеми учеными нашего времени. Нас настойчиво учат, что мы животные и ничего больше; однако нам незачем стыдиться нашей животности. Животность и атеизм одобряются учеными и восхваляются прессой.»
«Несомненно, лучше быть популярным, чем добродетельным: добродетель никогда не оплачивается. »
«– Как вы красивы! – откровенно сказала она. – Конечно, вам все это говорят, однако не могу не присоединиться к общему хору. Для меня красивое лицо подобно красивому цветку: я должна восхищаться им. Красота есть нечто божественное, и хотя мне часто говорят, что некрасивые люди – всегда хорошие люди, я не могу вполне поверить этому. Наверно, природа дает прекрасное лицо прекрасной душе.»
«Очевидное безобразие принадлежит только одному человечеству, и некрасивое лицо – такое пятно на творении, что мы можем только утешать себя размышлением, что, к счастью, оно тленно, и что, конечно, со временем находящаяся в нем душа избавится от безобразной формы скорлупы и достигнет более красивой оболочки.»
««Настоящее – благое время». Слово «настоящее» было крупнее, чем остальные. «Настоящее» было, очевидно, девизом Мэвис – не терять момента, но работать, молиться, любить, надеяться, благодарить Бога, быть довольной жизнью – все в «Настоящем», и не сожалеть о прошедшем, не предугадывать будущее, но просто делать лучшее, что только может быть сделано ... »
«Я знаю, что не следует говорить того, что думаешь ...»
«Только чистая женщина может сделать веру возможной для человека.»
«У меня тысяча тысяч скорбей - нет, миллион миллионов, которые, как пламя, пылают в моем сердце и так глубоко сидят! Гнусные и мерзостные преступления мужчин, низкие обманы и жестокости женщин, бесчеловечная, лютая неблагодарность детей, презрение к добру, мученичество ума, себялюбие, скупость, чувственность человеческой жизни, безобразное кощунство и грех творений по отношению к Творцу - вот они, мои бесконечные скорби! Они держат меня в несчастии и в цепях, когда бы я хотел быть свободным. Они создают ад вокруг меня и бесконечную муку и совращают меня с пути истины, пока я не делаюсь тем, кем не могу назваться ни себе, ни другим. А между тем... вечный Бог мне свидетель... Я не думаю, чтоб я бы так же дурен, как самый дурной человек на земле. Я искушаю, но я не преследую ...»
«... никто не может повредить мне или помешать мне, кроме меня самой. »
«Хотя что пользы молить у вечного Закона? Это вечному Закону мы дадим отчет в наших деяниях в последний день Суда.»
«- ... многие твои идеи были отвратительны для меня…
– Остановись! – сказала она ... – Мои идеи отвратительны для тебя, ты говоришь? Что же ты сделал, ты как мой муж, чтобы изменить эти идеи? Разве у тебя нет тех самых низких страстей, как у меня? Разве ты не даешь им воли? Что такое я видела в тебе изо дня в день, что могло послужить мне примером?»
«Наступило спокойное время - время, которое было, хотя я этого и не знал, тем особенным затишьем, какое часто наблюдается в природе перед грозой, а в человеческой жизни - перед разрушительным бедствием. »
«... какое право имею я, будучи сам небезукоризненным, ожидать безукоризненности от своей жены? Подобно многим другим моего пола, я воображал, что я как мужчина могу делать все, что мне нравится, когда мне нравится и как мне нравится; я могу опуститься, если только пожелаю, до более низкого уровня, чем животное, но тем не менее я имел право требовать от моей жены самой незапятнанной чистоты.»
«кому больше дано, с того больше взыщется»
«Чего мне не хватало в жизни?
Я знаю, но мне стыдно было признать это, так как я относился с презрением к тому, что я называл сентиментальными бреднями о чистом чувстве. И теперь я принужден был сознать всю важность этих «сентиментальных бредней», без которых не было настоящей жизни.
Я понял, что наш брак был только грубой физической связью, не более; что все глубокие прекрасные чувства, освящающие супружеский союз, были попраны; взаимное уважение, симпатия, доверие – тонкие сокровенные духовные узы, которые не поддаются никакому научному анализу и которые крепче и сильнее вещественных и связывают вместе бессмертные души, когда тело разрушается, – ничего этого не существовало и не могло существовать между мной и женой.»
«Я заметил, что лучший путь для того, чтобы быть совершенно без совести, без сердца и без чувств – это поддерживать свой аппетит и охранять свое здоровье; терзание из-за чужих горестей или повлечет за собой громадную затрату времени и хлопоты и неизбежно испортит пищеварение, и я видел, что не только миллионер, но даже умеренно богатый человек не рискнет повредить свое пищеварение ради того, чтобы сделать благо беднейшему собрату.»
«Но я никогда никому ничем не была обязана, никто никогда не помогал мне, я помогала сама себе и предпочитаю впредь так поступать. И, в самом деле, мне нечего желать, кроме счастливой смерти, когда придет время. Верно, что я небогата, но я и не желаю быть богатой. ... Быть окруженной льстецами и обманщиками, никогда не быть в состоянии распознать ложных друзей от настоящих, быть любимой за то, что я имею, а не за то, что я есмь. О нет, это было бы несчастием для меня! И я никогда не стремилась к власти, исключая, может быть, власть завоевать любовь.»
«Пока я не унижусь сама, никто не может унизить меня. Если моя совесть чиста, ни одно обвинение не может ранить меня.»
«... одной вещи недостает в вашей жизни высшего и тихого довольства, вещи, от прикосновения которой философия теряет свою силу, и мудрость сохнет в корне. Любовь! Любви возлюбленного, преданной любви, безрассудной, страстной, такой вы еще не нашли. Ни одно сердце не бьется около вашего, ни одна дорогая рука не ласкает вас, вы одиноки! Мужчины большей частью боятся вас; будучи грубыми дураками сами, они любят, чтобы и женщины их были такими же, и они завидуют вашему проницательному уму, вашей спокойной независимости. Однако что же лучше? Обожание грубого дурака или одиночество, принадлежащее душе, парящей где-то на снежных вершинах гор, только в обществе звезды? Подумайте об этом!
Годы пройдут, и вы состаритесь, и с годами вы почувствуете горечь этого одиночества ...»
«Многие воображают, что это «честь» – принять избранных аристократов, но я, напротив, думаю, что это не только унижение для своих благороднейших и более независимых инстинктов, но также и скука. Эти высокого рода и высоких связей индивидуумы по большей части мало сведущи и лишены умственных ресурсов; они неинтересны как собеседники; от них не почерпнешь пищи для ума, они – просто скучные люди с преувеличенным сознанием своей важности, ожидающие, куда бы они ни пришли, позабавиться без всяких хлопот для себя.»
«Вещи, имеющие значение и ценность, все касаются денег или аппетита. Очевидно, нет более широкой перспективы. Но мы говорили о любви, и я остаюсь при том мнении, что любовь должна быть вечна, как ненависть.»
«Такая любовь, как ваша! Что она такое? Унижение для того, кто примет ее; стыд для того, кто доверится ей! Вы хвалитесь своей красотой; ваше зеркало показывает вам приятный образ, но ваше зеркало лжет так же хорошо, как и вы. Вы видите в нем не отражение себя, иначе вы бы в ужасе отпрянули назад... Вы просто смотрите на вашу телесную оболочку, как на платье из парчи, - тленную, преходящую и только годную, чтоб смешаться с пылью, откуда она произошла. Ваша красота! Я ничего из нее не вижу, я вижу вас. И для меня вы безобразны и останетесь безобразной навсегда. Я ненавижу вас! Ненавижу вас со всей горечью неизмеримой ненависти, так как вы сделали мне зло, нанесли мне оскорбление!»
«- ... Я не играю, я говорю спокойно и с убеждением; и то, что я говорю, то и делаю.
- Неужели? - холодно сказал Лючио. - Позвольте мне поздравить вас! Мало женщин достигают такой последовательности! »
«Для неверных нет любви, для порочных нет радости. »
«О блаженство абсолютной потери сознания! Оно заставляет желать, чтобы смерть в самом деле была уничтожением. »
«Когда мы сами расстроены, никто другой не смеет быть веселым, и мы от самой природы ожидаем горестного вида, если наше возлюбленное Ego опечалено чем-либо - таково наше смешное самомнение. »
«Я считаю, что лучше убить себя, чем терзать себя. »
«... В действительности она не знает меня, она только видит меня, каким я кажусь. Любовь к личностям красивой наружности есть общая ошибка прекрасного пола и проходит со временем, как и другие женские недуги. Для нее или для вас нет позора или бесчестия, ничего не было сделано публично, публика ничего не видела и не слышала. Поскольку дело обстоит так, я не понимаю, почему вы делаете из этого историю! Знаете, великое дело в общественной жизни - это скрывать все необузданные страсти и домашние раздоры от взора вульгарной толпы.»
«Большинство женщин не имеют настоящих чувств, серьезных эмоций, кроме одного - тщеславия. Они не знают, что такое великая любовь; их главное желание - победить, и, потерпев в этом неудачу, они в своей обманутой страсти доходят до бешеной истерии, которая у некоторых делается хронической. »
«Лучше жить с верным другом, чем с лицемерной женой!»
«Праздность, порочность, сумасбродство и себялюбие женщин делают мужчин грубыми и эгоистами.»
«Ее нельзя назвать красавицей ... но ее душевная красота отражается на ее лице и делает его прекрасным без того, что называется красотой у сластолюбцев. Образец красоты, по их суждению, представляет собой просто хорошее мясо - ничего более. Мясо, красиво размещенное вокруг безобразного скелета, мясо, окрашенное и мягкое для прикосновения, без шрамов или пятен. Это самый тленный род красоты: болезнь портит ее, годы бороздят ее морщинами, смерть уничтожает ее, но большинство мужчин ищет ее в торговых сделках с прекрасным полом.»
