Цитаты из книги «Мы»
Эта книга в списках
«Если они не поймут, что мы несём им математически безошибочное счастье, наш долг заставить их быть счастливыми.»
«
…мы любим только такое вот, стерильное, безукоризненное небо.
»
«…инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку…»
«
Блаженно-синее небо, крошечные детские солнца в каждой из блях, не омраченные безумием мыслей лица…
»
«И так: будто не целые поколения, а я — именно я — победил старого Бога и старую жизнь, именно я создал все это, и я как башня, я боюсь двинуть локтем, чтобы не посыпались осколки стен, куполов, машин...»
«
Свобода и преступление так же неразрывно связаны между собой, как… ну, как движение аэро и его скорость: скорость аэро = 0, и он не движется; свобода человека = 0, и он не совершает преступлений. Это ясно. Единственное средство избавить человека от преступлений — это избавить его от свободы.
»
«Стены — это основа всякого человеческого…»
«
…вы хотите стенкой обгородить бесконечное, а за стенку-то и боитесь заглянуть.
»
«Мы — счастливейшее среднее арифметическое...»
«Судя по дошедшим до нас описаниям, нечто подобное испытывали древние во время своих "богослужений". Но они служили своему нелепому, неведомому Богу — мы служим лепому и точнейшим образом ведомому; их Бог не дал им ничего, кроме вечных, мучительных исканий; их Бог не выдумал ничего умнее, как неизвестно почему принести себя в жертву — мы же приносим жертву нашему Богу, Единому Государству, — спокойную, обдуманную, разумную жертву. Да, это была торжественная литургия Единому Государству, воспоминание о крестных днях-годах Двухсотлетней Войны, величественный праздник победы всех над одним, суммы над единицей...»
«
Вчерашний день был для меня той самой бумагой, через которую химики фильтруют свои растворы: все взвешенные частицы, всё лишнее остаётся на этой бумаге. И утром я спустился вниз начисто отдистиллированный, прозрачный.
»
«Вдруг — рука вокруг моей шеи — губами в губы… нет, куда-то ещё глубже, ещёстрашнее… Клянусь, это было совершенно неожиданно для меня, и, может быть, только потому… Ведь не мог же я — сейчас я это понимаю совершенно отчетливо — не мог же я сам хотеть того, что потом случилось.
Нестерпимо-сладкие губы (я полагаю — это был вкус «ликёра») — и в меня влит глоток жгучего яда — и ещё — и ещё… Я отстегнулся от земли и самостоятельной планетой, неистово вращаясь, понёсся вниз, вниз — по какой-то невычисленной орбите…»
«Улыбка — есть нормальное состояние нормального человека.»
«
Я уверен, что мы победим. Потому что разум должен победить.
»
« смех бывает разного цвета. Это — только далекое эхо взрыва внутри вас: может быть — это праздничные, красные, синие, золотые ракеты, может быть — взлетели вверх клочья человеческого тела…»
«
Я спрашиваю: о чём люди — с самых пелёнок — молились, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-нибудь раз навсегда сказал им, что такое счастье — и потом приковал их к этому счастью на цепь.
— Благодетель»
«
Вспомните: синий холм, крест, толпа. Одни — вверху, обрызганные кровью, прибивают тело к кресту; другие — внизу, обрызганные слезами, смотрят. Не кажется ли вам, что роль тех, верхних, — самая трудная, самая важная. Да не будь их, разве была бы поставлена вся эта величественная трагедия? Они были освистаны тёмной толпой: но ведь за это автор трагедии — Бог — должен ещё щедрее вознаградить их. А сам христианский, милосерднейший Бог, медленно сжигающий на адском огне всех непокорных — разве Он не палач? И разве сожженных христианами на кострах меньше, чем сожженных христиан? А все-таки — поймите это, всё-таки этого Бога веками славили как Бога любви. Абсурд! Нет, наоборот: написанный кровью патент на неискоренимое благоразумие человека. Даже тогда — дикий, лохматый — он понимал: истинная, алгебраическая любовь к человечеству — непременный признак истины — её жестокость. Как у огня — непременный признак тот, что он сжигает. Покажите мне не жгучий огонь? Ну, — доказывайте же, спорьте!
— Благодетель»
«
Но это не ваша вина — вы больны. Имя этой болезни:
фантазия.
Это — червь, который выгрызает чёрные морщины на лбу. Это — лихорадка, которая гонит вас бежать всё дальше — хотя бы это «дальше» начиналось там, где кончается счастье. Это — последняя баррикада на пути к счастью.
— Из «Государственной газеты».»
«едь желания — мучительны, не так ли? И ясно: счастье — когда нет уже никаких желаний, нет ни одного…»
«И то, что на идиотском языке древних называлось "быть банальным", у нас значит: только исполнять свой долг. »
«Боишься - потому что это сильнее тебя, ненавидишь - потому что боишься, любишь - потому что не можешь покорить это себе. Вот только и можно любить непокорное. »
«Вот я - сейчас в ногу со всеми - и все-таки отдельно от всех.»
«Вы себя губите, и вам этого никто не скажет - никто. »
«- Но какой смысл - какой же смысл во всем этом - ради Благодетеля? Какой смысл, раз все уже счастливы?
- Положим... Ну хорошо: пусть даже так. А что дальше?
- Смешно! Совершенно ребяческий вопрос. Расскажи что-нибудь детям - все до конца, а они все-таки непременно спросят: а дальше, а зачем?
»
«... нет в жизни ни черного, ни белого, и цвет зависит только от основной логической посылки. »
«Человек — как роман: до самой последней страницы не знаешь, чем кончится. Иначе не стоило бы и читать...»
«Вся жизнь во всей её сложности и красоте - навеки зачеканена в золоте слов.»
«А с каким трудом это давалось вашим предкам. Они могли творить, только доведя себя до припадков «вдохновения» - неизвестная форма эпилепсии.»
«Идеал там, где ничего не случается, а у нас...»
«Вас тщательно исследуют в лабораториях Сексуального Бюро, точно определяют содержание половых гормонов в крови - и вырабатывают для вас соответсвующий Табель сексуальных дней. Затем вы делаете заявление, что в свои дни желаете пользоваться нумером таким-то, и получаете надлежащую талонную книжечку. Вот и всё.»
«Но я твёрдо верю - пусть назовут меня идеалистом или фантазером - я верю: раньше или позже, но когда-нибудь и для этих часов мы найдем место в общем формуле, когда-нибудь все 86400 секунд войдут в Часовую Скрижаль.»
«Какой-то из мудрецов, разумеется, случайно, сказал умную вещь: "Любовь и голод владеют миром".»
«Неужели всё это сумасшествие - любовь, ревность - не только в идиотских древних книжках? И главное - я! Уравнения, формулы, цифры - и... это - ничего не понимаю! Ничего...»
«И дальше всё об этом: о мудром, вечном счастье таблицы умножения. В самом деле: есть ли где счастье мудрее, безоблачнее, чем в этом чудесном мире. Сталь - ржавеет; древний Бог - создал древнего, то есть способного ошибаться человека - и, следовательно, сам ошибся. Таблица умножения мудрее, абсолютнее древнего Бога: она никогда - понимаете: никогда - не ошибается. И нет счастливее цифр, живущих по стройным вечным законам таблицы умножения. Ни колебаний, ни заблуждений. Истина - одна, и истинный путь - один; и эта истина - дважды два, а этот истинный путь - четыре. И разве не абсурдно было бы, если бы эти счастливо, идеально перемноженные - стали думать о какой-то свободе, то есть ясно - об ошибке?»
«На меня эта женщина действовала так же неприятно, как случайно затесавшийся в уравнение неразложимый иррациональный член»
«У меня по отношению к Единому Государству есть это право - понести кару, и этого права я не уступлю. Никто из нас, нумеров, не должен, не смеет отказаться от этого единственного своего - тем ценнейшего - права.»
«Свобода и преступление так же неразрывно связаны между собой, как… ну, как движение аэро и его скорость: скорость аэро = 0, и он не движется; свобода человека = 0, и он не совершает преступлений. Это ясно. Единственное средство избавить человека от преступлений — это избавить его от свободы.»
«Я спрашиваю: о чём люди — с самых пелёнок — молились, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-нибудь раз навсегда сказал им, что такое счастье — и потом приковал их к этому счастью на цепь.
— Благодетель»
«Вы знаете... или, может быть, вы не знаете, — я не могу как следует писать — всё равно: сейчас вы знаете, что без вас у меня не будет ни одного дня, ни одного утра, ни одной весны.
<...>
И будто комната у меня — не четырехугольная, а круглая, и без конца — кругом, кругом, и всё одно и то же, и нигде никаких дверей.
Я не могу без вас — потому что я вас люблю.»
«Странное ощущение: я чувствовал ребра — это какие-то железные прутья и мешают — положительно мешают сердцу, тесно, не хватает места.»
«Закрывши глаза, я мечтал формулами.»
«– О, и они были правы – тысячу раз правы. У них только одна ошибка: позже они уверовали, что они есть последнее число – какого нет в природе, нет. Их ошибка – ошибка Галилея: он был прав, что земля движется вокруг солнца, но он не знал, что вся солнечная система движется еще вокруг какого-то центра, он не знал, что настоящая, не относительная, орбита земли – вовсе не наивный круг…»
«Плохо ваше дело! По-видимому, у вас образовалась душа.»
«Человек - как роман: до самой последней страницы не знаешь, чем кончится. »
«Уж лучше бы молчала - это было совершенно ни к чему. Вообще, эта милая О...как бы сказать...у ней неправильно рассчитана скорость языка, секундная скорость языка должна быть всегда немного меньше секундной скорости мысли, а уж никак не наоборот. »
«А без неё завтрашнее солнце будет только кружочком из жести, и небо - выкрашенная синим жесть, и сам я.»
«Мне пришла идея: ведь человек устроен так же дико, как эти вот нелепые «квартиры», – человеческие головы непрозрачны, и только крошечные окна внутри: глаза.
»
